Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Как живут ликвидаторы чаэс в москве». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.
Содержание:
Опытный пожарный первого класса Леонид Телятников два раза поднимался на крышу машинного зала и реакторного отделения, сбрасывая с крыши графитовые стрежни ногами. Во второй раз он слез с крыши с трудом, обессилев от радиации. Мужчина получил лучевую болезнь, но чудом выжил и получил звезду Героя. Телятников умер от рака в 2004 году. Он не носил награду и не любил славы.
Как сложилась жизнь первых 10 ликвидаторов трагедии на ЧАЭС
Пожарный Василий Игнатенко родился в 1961 году в Белоруссии. Он фигурирует в сериале HBO «Чернобыль», вытащил и спас трех своих коллег, Николая Ващука, Николая Титенко и Владимира Тишуру, которые потеряли сознание от полученной дозы радиации. Жена навещала его в московской больнице. Однако мужчина получил смертельную дозу облучения и умер 13 мая 1986 года. В 2006 году Игнатенко получил звание Героя Украины.
Будущий командир отделения шестой самостоятельной военизированной части по охране города Припять родился в 1959 году. В ночь пожара работал на большой высоте там, где был наибольший уровень радиации. Благодаря ему было остановлено распространение пожара в сторону третьего энергоблока. Он умер 15 мая в той же московской больнице, что и его коллеги. Похоронен рядом с ними на Митинском кладбище. Герой Украины посмертно.
Пожарный шестой самостоятельной военизированной пожарной части по охране Припяти. Родился в 1962 году в Киевской области. В ночь пожара приступил к его ликвидации одним из первых и боролся с огнем, пока хватало физических сил. Был в пожарном отряде Виктора Кибенка. В центральном реакторном зале было пять очагов возгорания, которые и тушили Титенок, Кибенок, Игнатюк и Ващенко. Спустя полчаса у Титенка проступили первые симптомы лучевой болезни. Умер 16 мая. Также является Героем Украины.
Брату Леонида Шаврея, Ивану, на момент ЧП было 30 лет и он командовал отделением пожарного караула военизированной пожарной части ЧАЭС. Продержался на месте катастрофы около часа, но потом началась рвота и он потерял сознание. Тогда он выжил, но с места ликвидации катастрофы его увезли на «скорой». Лечился вместе с братом в Киеве и умер несколько лет назад.
«В живых остался только я один»
Я родился на Волге, с 1970 года жил с родителями в Припяти. Помню, как город рос, можно сказать, вместе со мной. 25 апреля 1986 года я отпраздновал день рождения — мне исполнилось 17 лет. В ночь на 26-е за окном громыхал гром, уже утром я увидел из окна родительской спальни черные клубы дыма, поднимающиеся из разлома в огромном кубе реактора. Это было запоминающееся зрелище.
Наутро все жители города как ни в чем не бывало вышли по своим делам. Был солнечный весенний день. Мы видели, что по городу ездят пожарные машины, видели дым над реактором, но никто не придавал этому особого значения. Это примерно, как если бы рядом с нами был большой пожар: все понимали, что близко подходить не надо, но в целом ничего особенного не происходит.
Уже вечером знакомая сказала моей маме, что будет эвакуация, и посоветовала уехать из города пораньше. На первой электричке мы с мамой уехали в Чернигов. Эвакуацию все воспринимали как учебную тревогу — думали, что через пару дней можно будет вернуться к прежней жизни. Уезжали как на пикник — брали с собой мячи, ракетки. О том, что произошло на самом деле, и о последствиях взрыва мы, как и все советские граждане, узнали из официальных сообщений. А первый раз об аварии было объявлено вечером 28 апреля.
«Во-первых, участвовала, считай, вся страна. Сколько прошло через Чернобыль, никто не знает. Там миллионы. У нас ротация войск была, у нас бригада 26-я, каждый день менялись. Вы представляете, какая была ротация — 4,5 тысячи в бригаде. А сколько было сборных, а сколько было полков, и это всё надо было менять, это был ужас».
«Народу, конечно, загубили много. Особенно молодых. Я был с солдатиками, с одним сейчас, с Луховиц, общаюсь, он плох очень, а был парень-красавец, высокий. У него голова, он забывает, куда идёт. Меня уж председатель спрашивает: «Саш, что с ним делать?» Жалко, жалко молодых ребят, мы-то уже что, ехали — думали, а эти же пацанами были. Многие ушли уже, у меня с Егорьевска, там со всех городов я дружил, ушли уже давно, давно, давно. Только о них память осталась. Вспоминаю, смотрю фотографии, фильмы какие-то с ними были, на Митинском кладбище встречались, сейчас уже там я почти никого уже и не вижу».
«Насчёт того, что там пили, — пили! Да, и у нас, бывало, выпивали. Была у нас там рядом 25-я украинская бригада, были ремонтные базы, а что им не пить? Они там и пили. Потому что такой командир. Всё зависит от того, в каком ты находишься подразделении. А нам какое пить, когда тут уехал в четыре, приехал — упал, до подушки если дошёл, и всё. Утром вставать опять в четыре, банку консервную на четверых, перекусили, чай попили и вперёд. На станцию. Там не было сказок. Там была война».
Кого отправляли на Чернобыльскую АЭС? Как сложилась судьба ликвидаторов
«Мы предложили очень простой вариант, его можно было сделать за два-три года. И мы даже предложили уже потом, когда поменялся их президент, исполнить это за два-три года, и всего на это нужно было, по-моему, два миллиарда долларов. Они отказались, у меня есть эти письма. Кучма, его службы написали, что они в наших услугах не нуждаются, тем более что мы заняли третье место».
«Американцы тогда вложили какой смысл: они делают над саркофагом ещё купол. Получается, что закрывают всё это дело куполом и под этим куполом разбирают все конструкции и куда-то отвозят все эти грязные, заражённые радиацией конструкции. А главной задачей, для чего они это делают, было вытащить уран, то есть топливо, которое якобы осталось — 190 тонн урана — в этом саркофаге. В шахте».
«На самом деле в шахте ничего не осталось, шахта пустая. В помещениях, где было выброшено топливо, это топливо практически связано бетоном, который мы подавали туда. Этот бетон, когда мы его лили в каскадную стенку — первую, вторую, третью, четвёртую каскадную, уходил в само здание. И где были открыты двери, ещё чего-то, этот бетон пошёл в эти помещения, туда, где было взрывом выкинуто топливо, остатки топлива. И получилось — как в булке изюм, так в нашем бетоне зафиксировались, так сказать, очаги этого топлива».
«То есть это топливо не может сконцентрироваться где-то в одном помещении более шести-восьми тонн, чтобы произошла цепная реакция. То есть повторный взрыв или ещё что-то. Наши учёные это дело доказали. Практически всё топливо вылетело, а в несвязанном состоянии там его нет».
«Но Украина, чтобы получать деньги от этой международной организации — МАГАТЭ — на осуществление этого второго укрытия в долларах, склонила учёных, чтобы те как будто бы подтвердили, что да, 190 тонн урана находится именно там, в этом блоке. В саркофаге. В действительности его там нет, оно всё улетело. А какое есть, оно находится в связанном состоянии. И достать его практически невозможно. Украина выполняла это второе «Укрытие» только для того, чтобы качать деньги и рассовывать по карманам. Само «Укрытие» много денег не получило, всё в Киеве практически осталось».
Видео 47214
24201
15771
32445
Фото 12670
Фото 10855
Максимальная доза радиации, которую позволялось набирать ликвидатором – 25 рентген, это составляло примерно половину допустимой дозы для военнослужащих при действиях на заражённой местности (50 рентген). Порог острой лучевой болезни, грозящей летальным исходом, начинается где-то на уровне 100 рентген (1 грей). Каждый день дозиметристы вписывали в личные карточки полученные дозы и когда общая превышала норму – работа ликвидатора в Зоне считалась законченной и он отправлялся домой. Но не всегда вовремя прибывала смена, часто данные в карточках занижались, а фон вблизи станции был настолько нестабилен, что даже люди, находящиеся в одной группе на расстоянии 50 метров друг от друга, могли получать совершенно разные дозы и эффективно проконтролировать это даже с помощью индивидуальных дозиметров было невозможно.
В то время, как рабочие, находившиеся в непосредственной близости от взорвавшегося реактора, но защищённые южной целой стеной получали дозы в тысячи раз меньше.
Уровни радиации (и соответственно дозы) в пределах 30-километровой зоны вокруг взорвавшегося 4-го реактора Чернобыльской АЭС в 1986 году различались между собой в миллионы раз: от нескольких десятых миллирентген в час на южной границе зоны — до сотен рентген в час в некоторых местах на самой АЭС.
С техникой было сложнее. Техника – не люди, она железная, радиацию накапливает в пыли, лежащей во всех швах и под колёсными арками, в металле, в резине – везде. На всех выездах из Зоны были устроены дозиметрические посты, которые меряли всю выходящую технику. Если фон превышал допустимые показатели, машину отправляли на ПУСО – (Пункт специальной обработки), где специальные поливочные машины и ребята, с головы до ног укутанные в резину мыли их из брандсбойтов мощной струёй воды с деактивирующим порошком.
ПУСО по зоне были разбросаны не просто так. Основной каскад состоял из четырёх пунктов: «Копачи», «Лелёв», «Рудня Вересня», «Дитятки». Каждое следующее ПУСО пропускало — дальше от АЭС и все ближе к миру нормальному — только машины со все меньшим и меньшим уровнем радиации на них. Техника порой служила гораздо меньше людей, сотни грузовиков, тракторов, бульдозеров, бронетранспортёров и вертолётов нашли своё вечное пристанище на «могильнике».
Ликвидационные мероприятия включали две основные составляющие: возведение саркофага над уничтоженным энергоблоком для предотвращения дальнейшего распространения радиоактивных веществ и деактивация уже заражённой территории. Помимо этого на широкую ногу была поставлена радиационная разведка, которой занимались как военнослужащие войск радиационной, химической и биологической защиты, так и гражданские специалисты. Они тщательно проверяли фоновые уровни и уровень заражения почвы и воды во всей зоне отчуждения и за её пределами, именно на основе их данных принимались решения о проведении тех или иных работ и об отселении жителей.
Основной состав ликвидаторов из различных частей и подразделений, а также гражданских специалистов размещался за пределами 30-ти километровой зоны отчуждения, людей старались размещать по розе ветров в самом благополучном от АЭС направлении — в южном. Поэтому каждый рабочий день включал в себя длительные поездки «туда-обратно».
«Распорядок дня был таков: подъём в 6 утра, приведение себя в порядок, завтрак. В 7.00 – погрузка в автотранспорт, в 8.00 – уже на Чернобыльской АЭС. Получали дозиметры. Химические разведчики определяли степень заражения тех мест, где будем работать, и в зависимости от радиоактивного загрязнения этих мест планировалось время, которое мы будем работать (час, 1,5 часа, 2 часа)… за время работ в полку ни разу не слышал, чтобы кто-то из ликвидаторов отказался ехать на Чернобыльскую АЭС. Надо – значит надо. Работать на станции считалось очень престижно, поэтому каждый комбат стремился, чтобы его батальон работал на Чернобыльской АЭС».
Сергей Колпаков-Мирошниченко «Чернобыльская боль»
По воспоминаниям ликвидаторов одно из самого неприятного, что могло случится – было отрицательное решение на посту дозиметрии, который выпускал транспорт из зоны. Если уровень излучения превышал допустимый даже после «отмывки», то машину не выпускали за пределы поста, а это значило что экипажу и рабочим теперь приходилось выбираться на попутках, потом решать проблемы с транспортов уже в расположении. Однако работа на ПУСО тоже была не из лёгких: приходилось работать в самую жару закутанными в резиновые плащи, полные комплекты ОЗК, не снимая респираторов и очков из-за летящих во все стороны брызг и водяной пыли со взвесью радиоактивных частиц.
«Русый молодой парень — мойщик ПУСО — рассказывает:
— Смена у нас по 12 часов — с 8 до 8 вечера, или всю ночь до 8 утра… Ночью полегче — нежарко, и машин меньше, можно придремнуть… И по 0,6 радиков за смену пишут. Если удастся на ПУСО продержаться, дома буду через месяц… Я сам из Симферополя. Из армии полгода как вернулся, три месяца как женился, а тут в чернобыль — пажа-а-алте…»
Сергей Мирный «Живая сила. Дневник ликвидатора»
Но не всем ликвидаторам удавалось разместиться в относительно безопасных местах. Самые ценные и необходимые кадры проживали прямо на станции в непосредственной близости от самого разрушенного четвёртого энергоблока.
«Вход в подвал ничем не примечателен. Тускло светят лампочки в тяжелых проволочных плафонах, тенями вдоль стен скользят люди, голоса приглушены, слышатся словно сквозь вату. После очередной пары задраиваемых дверей вхожу в большую комнату, размеры которой оценить трудно из-за полумрака. Очень влажно, циркуляция воздуха почти не ощущается, мешают деревянные двухэтажные нары в несколько рядов. На них спят люди; здесь расквартированы наиболее востребованные кадры УС-605, крановщики, экскаваторщики, сварщики, те, кто всегда нарасхват, те, кто уже самостоятельно светится по ночам от постоянного переоблучения, поэтому им свет не нужен… Отдельные нары завешены простынями. Под края у многих подоткнуты сохнущие портянки, белье. Негромко жужжит электробритва. Мужик с неправдоподобно белым, упырьего вида лицом, сидит на нижних нарах, монотонно раскачиваясь вправо-влево. Увидев меня, он прекращает качаться и извиняющимся тоном говорит:
— Сон потерял, разницу между днем и ночью уже не определяю, живу только от смены к смене. Число какое сегодня?
— Шестое августа, — я протягиваю ему сигареты. Он тут же жадно закуривает, не скрываясь».
Сергей Беляков «Ликвидатор»
Работа ликвидаторов – это свидетельство мужества и героизма мирного времени, самая масштабная экологическая катастрофа была побеждена благодаря неимоверным усилиям обычных людей.
Из-за взрыва погибли двое сотрудников станции. Ещё 29 человек умерли в течении месяца в московских клиниках из-за последствий острой лучевой болезни. В последующие годы непосредственно от радиационных факторов погибли более 60 человек, ещё десятки стали жертвами несчастных случаев (дорожно-транспортных происшествий, аварий на строительной площадке) во время операции по ликвидации последствий аварии. Тысячи людей, так или иначе, страдают от приобретённых заболеваний щитовидной железы, болезней системы кровообращения, психоневрологических расстройств долгие годы после аварии.
Вот что рассказал корреспонденту «МИР 24» работавший в зоне отчуждения бывший военный связист Сергей Сытин, который побывал в Припяти в качестве ликвидатора из числа солдат-срочников: «Нам было хорошо, потому что нам было по 19 лет, была весна, сияло солнце, мы стояли в оцеплении, и никто не понимал серьезности происходящего. Нам светил скорый дембель, а радиация не пахнет».
А вот воспоминания другого бывшего солдата-срочника – Дмитрия Авилова, который служил в этих местах через год после аварии: «На Чернобыле служилось неплохо: нас стали лучше кормить, реже появлялись офицеры. Нет, мы понимали, конечно: радиация, свинцовые трусы и все такое… но ведь не Афган, не стреляли же, – говорит он. – Помню, как я первый раз увидел зону. Нас за три месяца до дембеля по железнодорожным путям перебрасывали через нее на место дислокации – станцию Вильча. Была ранняя весна, где-то еще не успело оттаять, а где-то уже пыталось зазеленеть. Кругом покой и тишина. Я жадно смотрел в окно. Ловил детали, пытаясь разглядеть хоть что-то необычное или даже сверхъестественное. Это же зона! Во мне зудело любопытство экскурсанта. Мы проезжали пустые перроны, улицы, дома, магазины, киоски Союзпечати.
О Чернобыльской аварии написаны тома, но до сих пор не установлена точная картина происходившего там. Есть не менее трех версий, какое именно стечение обстоятельств привело к трагедии, разделившей историю на «до» и «после» Чернобыля.
На пятницу, 25 апреля 1986 года, намечалась остановка четвертого блока ЧАЭС для планового ремонта. Было решено, воспользовавшись этим, испытать один из двух турбогенераторов. Как установили впоследствии специалисты, программа испытаний была составлена непродуманно. Эксперимент сочли чисто электротехническим, не влияющим на безопасность реактора. Это стало одной из причин трагедии.
В ходе эксперимента в 1.23 ночи 26 апреля мощность цепной реакции в 100 раз превысила номинальную. Реактор перешел в неконтролируемый режим работы, засбоила система охлаждения, и раздался первый взрыв. Он разрушил систему паропроводов и охлаждения, началась химическая реакция с выделением водорода и двуокиси углерода. Давление газов было таким сильным, что накрывавшая активную зону реактора тысячетонная металлическая плита приподнялась. Воздух устремился в активную зону, и раздался новый взрыв, разрушивший перекрытие реакторного зала и выбросивший наружу массу радиоактивной пыли. Горячие обломки упали на крышу машинного зала и в другие места, образовав более 30 очагов пожара.
К чести людей, работавших на станции в ту ночь, они не бросили ситуацию на самотек, а сразу же стали бороться за спасение АЭС. Работники азотно-кислородной станции всю ночь подавали жидкий азот на охлаждение реакторов. Инженеры вычислительного центра уберегли систему от потоков воды, лившихся сверху. Оглушенный взрывом, младший инспектор службы профилактического наблюдения Владимир Палагель передал тревожный сигнал на пункт пожарной части АЭС. Оператора Владимира Шашенка буквально раздавило упавшими конструкциями, но он успел послать сигнал в вычислительный центр.
Начальник смены Александр Акимов, оператор, старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, старший инженер Сергей Газин и десятки других работников провели в помещениях станции несколько часов, восстанавливая водоснабжение третьего блока и работу его насосов. Из опасной зоны вывели всех людей, убрали водород из генераторов и заменили его безопасным азотом, откачали тонны масла, чтобы не допустить его возгорания. По сути, именно эти люди не дали аварии разрастись до масштабов вселенской катастрофы. Третий блок был удержан в стабильном состоянии.
Официальное сообщение об аварии от Совета Министров СССР поступило только 29 апреля. Отвечая одному из журналистов, академик Легасов сослался на неожиданность трагедии: «Как специалист и участник событий могу подтвердить – масштабы аварии, ее характер, развитие событий казались невероятными, почти фантастическими. Злого умысла, попытки что-то скрыть не было». Иными словами, не было злого умысла, но была недопустимая растерянность.
В итоге всю вину свалили на персонал станции, ведь нельзя же было признать неудовлетворительной всю работу в атомной промышленности. Виновниками аварии были назначены пять человек, тогдашнее руководство ЧАЭС. Бывший генеральный директор станции Виктор Брюханов и заместитель главного инженера Анатолий Дятлов получили по 10 лет колонии (Дятлов умер в 1995 году от лучевой болезни). Главный инженер Николай Фомин был арестован 19 августа 1986 года, сошел с ума во время следствия, был признан невменяемым и отправлен в психиатрическую больницу. Начальник смены Акимов и оператор Топтунов не попали под суд только потому, что получили огромные дозы облучения и скончались в больнице. Пять лет получил начальник смены Борис Рогожкин; три и два года – начальник реакторного цеха Алексей Коваленко и государственный инспектор Госатомэнергонадзора СССР Юрий Лаушкин.
А ведь среди этих людей были и те, кто принял на себя весь ужас первых часов аварии. Вот лишь несколько свидетельств участников тех событий, записанные впоследствии.
Анатолий Дятлов: «Первое, что я сделал – вызвал пожарных, а сам поспешил на улицу и обошел здание. Увидел, что оно разрушено, на крышах огонь. Но когда приблизился к 3-му блоку, то около него уже стояли пожарные машины. Поинтересовался: «Кто старший?». Мне показали на лейтенанта Правика.
Я вернулся на 4-й блок. Вызвал заместителя начальника цеха и приказал отключить от электропитания все механизмы, срочно разобрать электросхемы, которые искрили и могли загореться. Потом к нам, на 4-й, пришел дозиметрист. Он замерил уровень радиации. Были места, где, по моему мнению, работать было еще можно. Однако оказались и довольно опасные точки. Правда, насколько опасные, мы не выяснили. Дозиметры оказались слабые, их «зашкаливало». Но мы решили все-таки часть людей вывести за пределы блока».
Ликвидаторы катастрофы в Чернобыле: о предельной дозе и возведении саркофага
Что такое радиация и как с ней бороться, никто не знал. Поэтому в народе ходили разнообразные слухи. Кто говорил, что помогает йод, и все стали пить разбавленный йод. Другие слышали, что спастись можно водкой. В городах и поселках толпа выносила содержимое водочных магазинов, а стоимость самогона взлетела выше облаков. И шоферы, и сотрудники ГАИ от водочной профилактики еле держались на ногах, вывозить детей из зоны поражения в какой-то момент стало некому.
Вокзалы напоминали кадры художественных фильмов о гражданской войне: толпа, штурмующая вагоны, детские крики, плач. Эти люди никогда уже не вернулись в свои дома. После 3 июня, когда окончательно было принято решение отказаться от дезактивации зараженной местности, им разрешили небольшими группами в сопровождении сотрудников милиции на час-два поехать домой, чтобы забрать ценности, фотографии и документы. Но все были вынуждены пройти через пункты дозиметрического контроля. Все имущество так «фонило», что увезти не удалось почти ничего. Все пошло в радиоактивный могильник.
Многие считают, что после 1986 года жизнь в зоне остановилась. Это не так. В Чернобыле живут и работают вахтовым методом 3000 человек, здесь располагается администрация Зоны отчуждения, работает магазин. Сама станция работала вплоть до 15 декабря 2000 года. Через пять лет после аварии из-за пожара, возникшего в машинном зале, был выведен из эксплуатации второй блок. Еще через пять лет перевели на стояночный режим первый блок. 15 декабря 2000-х года был остановлен третий энергоблок, и ЧАЭС из энергопроизводящей стала энергопотребляющей.
До этого времени в Припяти располагалось несколько крупных предприятий, на них вахтовым методом трудились люди, было электричество, вода, работала канализация. После этого город словно вымер. Сейчас его посещают только официальные делегации и организованные туристические группы. На территории зоны отчуждения обитает много диких зверей. Самые многочисленные – кабаны, распространены лоси, лошади Пржевальского, лисицы и волки.
На самой станции был построен саркофаг, закрывший четвертый энергоблок. Он прослужил три десятка лет. А в ноябре 1916 года его закрыли новым защитным куполом. Этот саркофаг должен прослужить сто лет: именно таковы запланированные временные рамки для демонтажа реактора и полной утилизации радиоактивного мусора, в том числе примерно 150 тонн ядерного топлива.
Когда стало известно о катастрофе, сразу же на место происшествия приехала дежурная бригада пожарных для того, чтобы потушить пламя. Никто не знал еще о серьезности пожара, которым начинал пылать Чернобыль — ликвидаторы кинулись исполнять свой долг без специальных защитных костюмов, без должного оборудования и предосторожностей.
Пожарными частями командовали два лейтенанта – Виктор Николаевич Кибенок и Владимир Павлович Правик. В их команду входило еще четверо людей: Игнатенко Василий Иванович, Тишура Владимир Иванович, Титенко Николай Иванович и Ващук Николай Васильевич. Сейчас эти ликвидаторы ЧАЭС герои согласно официальным документам. Список ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС пополнили еще и пожарные из города Чернобыль, Киева и других соседних подразделений, командующим которых был майор Телятников.
На следующий день работу по ликвидации взяли на себя внутренние войска, которые эвакуировали людей, дозиметрическая служба, военно-воздушные силы Советского Союза. Огромный вклад в первые дни ликвидации последствий аварии внес выдающийся химик Валерий Алексеевич Легасов. По его расчетам изготавливали специальную смесь из бора, свинца, доломита и песка, которой охлаждали ректоры и притупляли радиоактивный выброс в атмосферу.
Кстати говоря, смена ликвидатора длилась в среднем две недели, после которых человек шел на реабилитацию. Химик Легасов пробыл в радиоактивной зоне больше четырех месяцев.
Каждая страна должна уважать и почитать своих героев. В связи с катастрофой на Чернобыльской атомной станции в каждой стране бывшего Советского Союза имеются такие герои.
Но по-разному в каждой стране выражают свое уважение и почет к ликвидатору аварии на ЧАЭС. Ликвидаторы первой категории и дети ликвидаторов в России и Украине получают разное пособие и разный уровень почета и уважения.
В Украине льготы для ликвидаторов ЧАЭС несколько отличаются. Так, участники ликвидации последствий аварии имеют право на получение бесплатных земельных участков. Льготы ликвидаторам ЧАЭС по земельным участкам Украина выдает согласно с пунктами в законодательстве страны. Инвалиды всех трех категорий получают обязательный земельный участок для постройки жилища или для других нужд, таких как хозяйство, гараж. Этот участок должен быть начислен ликвидатору не позже, чем спустя год после подачи соответствующего заявления.
Карнюшин был мобилизован на борьбу с радиацией в первые дни после аварии. Работая в Чернобыле на аварийном энергоблоке, он получив запредельную дозу внутреннего облучения в 117 бэр. «Когда мне измерили дозу облучения, то тут же переодели, отдали в штабе документы и отправили домой — умирать там, не здесь. Я приехал домой, а вскоре у моих детей началась рвота, я так «фонил», — вспоминает брянский ветеран.
Основная проблема, с которой сейчас столкнулись брянские общественники-чернобыльцы, это сокращение социальных выплат для жителей юго-западных районов области от нескольких сотен до нескольких тысяч рублей на каждого жителя. В конце прошлого года были пересмотрены статусы зон загрязнения для многих населенных пунктов в Брянской области. Их статусы были изменены с «зоны отселения» на «зону с правом на отселение».
На фоне сокращения ряда социальных выплат для брянского юго-запада, Карнюшин отметил и положительные моменты по оставшимся социальным программам.
Так, Брянская область — единственной из регионов РФ, где жильем полностью обеспечены все ликвидаторы. Из федерального бюджета в 2015-16 годах было выделено более одного миллиарда рублей.
Самих же ликвидаторов, как говорит собеседник ТАСС, осталось уже не так уж и много. Из 2400, мобилизованных после аварии на работу на станции и в загрязненных зонах, осталось в живых чуть более трехсот.
Авария на Чернобыльской АЭС: фото и воспоминания ликвидаторов
Министр угольной промышленности Михаил Щадов показан в сериале молодым, неуверенным, но вычурно одетым чиновником, которого охраняют солдаты с автоматами Калашникова. В действительности министру Щадову в момент аварии было уже 59 лет. Он сам работал в шахте — в 15 лет после окончания Черемховского горного техникума получил первое распределение, работал на шахте механиком участка. С 1966 года работал на предприятии «Востсибуголь» (Иркутская область), стал его руководителем. Стал министром угольной промышленности за год до аварии на ЧАЭС.
Он и вправду приезжал к шахтерам в Тульскую область, чтобы позвать их на работы в Чернобыле. Однако нет сведений, что это был приказ, в некоторых источниках сказано, что шахтеры ехали в Чернобыль добровольно.
Это правда — кадры есть в документальном фильме «Чернобыль. 3828». Ликвидатор катастрофы Вячеслав Гришин рассказал, что церемонию придумал генерал Николай Тараканов: «У нас были сведения, что прежде, чем эти три человека забрались на эту вентиляционную трубу, к сожалению, подняли курсантов старших курсов Харьковского пожарно-технического училища, которые чистили эту трубу, чтобы флаг пронесли и не получили дозу. Вот это я считаю преступлением».
- «Считают зрителей безграмотными, тупыми, нелюбопытными идиотами» Что российские государственные и провластные СМИ писали про «Чернобыль»
- Невозможно перестать читать про «Чернобыль». Продолжайте: мы собрали самые удивительные факты об этом сериале
- «Возможно, кто-то из ребят выжил благодаря моей помощи» Монолог вдовы инженера Чернобыльской АЭС, исследовавшего взорвавшийся реактор четвертого энергоблока
- «Я там был. Не хочу больше на это смотреть» Живущий в США журналист решил показать сериал «Чернобыль» своему отчиму — и случайно выяснил, что тот был ликвидатором
Наталья Гредина
- Новости
- Истории
- Разбор
- Игры
- Шапито
- Подкасты
- О «Медузе»
- Кодекс редакции
- Блог
- SecureDrop
- Реклама на «Медузе»
- Прайс-лист
- Примеры нативной рекламы
- Требования к баннерам
- Написать в рекламный отдел
Вдова лейтенанта Правика живет в небольшом селе Староселье Черкасской области. Лишь спустя 25 лет после потери мужа она снова вышла замуж. Муж Надежды, Михаил, с уважением относится к прошлому супруги, понимает ее горе.
Надежда говорит, что картину не смотрела — по телевидению ее не показывают, а в деревне летом хлопот много, да и интернет «хромает». Но по голосу чувствуется, насколько для нее тяжелая тема чернобыльской катастрофы.
Свекровь все твердила о лучевой болезни, но юная Надя просто не знала, что это такое. Когда началась эвакуация, женщина собрала в узелок пеленки и распашонки, документы и поехала поездом к своим родителям, в Черкасскую область.
А Володю в это же время экстренным бортом доправили в Москву. Через несколько дней Надя не выдержала и, взяв дочку, поехала в Москву, искать супруга. Тамошние милиционеры оказались отзывчивыми людьми и сразу поняли, кто приехал и куда надо направить.
«На тот момент не думала, насколько опасно ехать к мужу. Больше переживала за дочь — я ведь была кормящей мамой«, — улыбается женщина.
Наибольшую дозу облучения приняли те, кто работал на АЭС в первые часы после взрыва — это сотрудники станции, дежурившие в ночь взрыва, и пожарные, прибывшие для тушения. Эти люди отключали оборудование, устраняли локальные возгорания, тушили основной пожар в активной зоне.
Все они были облучены летальной дозой радиации, получили сочетанные и комбинированные лучевые поражения, подверглись внешнему γ-облучению, значительная часть радионуклидов попала на их кожу и внутрь организма через органы дыхания.
В тот же день, 26 апреля, герои-ликвидаторы были срочно эвакуированы в Москву и госпитализированы в 6-ю Московскую клиническую больницу, специализирующуюся на лучевой болезни, ныне — Федеральный медицинский биофизический центр имени А.И. Бурназяна ФМБА России.
Течение острой лучевой болезни у ликвидаторов аварии характеризовалось гибелью эпителия желудочно-кишечного тракта, обширными повреждениями кожных покровов (до 100%), гибелью кроветворной ткани, иммунокомпетентной ткани, нейронов головного мозга, деструкцией стенок кровеносных сосудов. В медицине возникло понятие «чернобыльские больные».